[vesteros]

Нормальные люди флудят картинками, а я вот - стихами. К счастью, хотя бы не собственного сочинения.
Максимилиан Волошин - один из моих любимых русских поэтов. Серебряный век - это вообще такая моя большая любовь длинной в жизнь, но именно к Волошину у меня сложилось какое-то особое отношение. Быть может, потому что он далеко не так известен, как некоторые другие. При том, что по своим литературным достоинствам его стихи нисколько не уступают творениям его собратьев по перу. А я обычно трепетно отношусь ко всему незаслуженно обиженному.
Но, скорее всего, дело в том, что у него много - в разы больше, чем у других - стихов на историческую тему. Точнее, они историко-философские. А это как раз для меня самое-самое. Я вообще в этом плане какой-то странный человек. Стихи про природу - чисто про природу - не люблю, едва выношу. Про любовь - иногда приходит настроение почитать, но большей частью утомляет своей повторяемостью и претензиями на то, что "романтическая любовь - смысл жизни человека, а кто так не считает, мерзавец и рыба мороженая". А вот что-нибудь военное или историческое (причём не только стихи - к посмотреть/почитать относится в ещё большей степени) - всегда пожалуйста.
Так что вот покидаю я немножко. Себе на память.

Сначала - немного про Французскую революцию.

"Две ступени"

1. Взятие Бастилии

(14 июля)

«14 juillet 1789. — Riens».
Journal de Louis XVI1

Бурлит Сент-Антуан. Шумит Пале-Рояль.
В ушах звенит призыв Камиля Демулена.
Народный гнев растёт, взметаясь ввысь, как пена.
Стреляют. Бьют в набат. В дыму сверкает сталь.

Бастилия взята. Предместья торжествуют.
На пиках головы Бертье и де Лоней.
И победители, расчистив от камней
Площадку, ставят столб и надпись: «Здесь танцуют».

Король охотился с утра в лесах Марли.
Борзые подняли оленя. Но пришли
Известья, что мятеж в Париже. Помешали…

Сорвали даром лов. К чему? Из-за чего?
Не в духе лёг. Не спал. И записал в журнале:
«Четырнадцатого июля. — Ни-че-го».


Дата написания: 12 декабря 1917 год


2. Взятие Тюильри

(10 августа 1792 г.)

«Je me manque deux batteries pour
balayer toute cette canaille la».2

(Мемуары Бурьенна. Слова Бонапарта)

Париж в огне. Король низложен с трона.
Швейцарцы перерезаны. Народ
Изверился в вождях, казнит и жжёт.
И Лафайет объявлен вне закона.

Марат в бреду и страшен, как Горгона.
Невидим Робеспьер. Жиронда ждёт.
В садах у Тюильри водоворот
Взметённых толп и львиный зев Дантона.

А офицер, незнаемый никем,
Глядит с презреньем — холоден и нем —
На буйных толп бессмысленную толочь,

И, слушая их исступлённый вой,
Досадует, что нету под рукой
Двух батарей «рассеять эту сволочь».

Кратко и ёмко к вопросу о том, оправдано ли было свержение Людовика - и всё, что за ним последовало. К сожалению, не получается у меня жалеть правителей, которые не умели ни править, ни вовремя отречься от власти. Даже если в частной жизни он и был неплохой человек, не понимаю, как это может влиять на его оценку как политического деятеля. До такой степени не понимать ситуацию... «Четырнадцатого июля. — Ни-че-го». Ну что тут ещё сказать.
В то время как Наполеон, действительно, как никто другой, умел чувствовать момент.

Термидор

1

Катрин Тео во власти прорицаний.
У двери гость — закутан до бровей.
Звучат слова: «Верховный жрец закланий,
Весь в голубом, придёт, как Моисей,

Чтоб возвестить толпе, смирив стихию,
Что есть Господь! Он — избранный судьбой,
И, в бездну пав, замкнёт её собой…
Приветствуйте кровавого Мессию!

Се Агнец бурь! Спасая и губя,
Он кровь народа примет на себя.
Един Господь царей и царства весит!

Мир жаждет жертв, великим гневом пьян.
Тяжёл Король… И что уравновесит
Его главу? — Твоя, Максимильян!»


2

Разгар Террора. Зной палит и жжёт.
Деревья сохнут. Бесятся от жажды
Животные. Конвент в смятеньи. Каждый
Невольно мыслит: завтра мой черёд.

Казнят по сотне в сутки. Город замер
И задыхается. Предместья ждут
Повальных язв. На кладбищах гниют
Тела казнённых. В тюрьмах нету камер.

Пока судьбы кренится колесо,
В Монморанси, где веет тень Руссо,
С цветком в руке уединённо бродит,

Готовя речь о пользе строгих мер,
Верховный жрец — Мессия — Робеспьер —
Шлифует стиль и тусклый лоск наводит.


3

Париж в бреду. Конвент кипит, как ад.
Тюрьо звонит. Сен-Жюста прерывают.
Кровь вопиет. Казнённые взывают.
Мстят мертвецы. Могилы говорят.

Вокруг Леба, Сен-Жюста и Кутона
Вскипает гнев, грозя их затопить.
Встал Робеспьер. Он хочет говорить.
Ему кричат: «Вас душит кровь Дантона!»

Ещё судьбы неясен вещий лёт.
За них Париж, коммуны и народ —
Лишь кликнуть клич и встанут исполины.

Воззвание написано, но он
Кладёт перо: да не прейдёт закон!
Верховный жрец созрел для гильотины.


4

Уж фурии танцуют карманьолу,
Пред гильотиною подъемля вой.
В последний раз, подобная престолу,
Она царит над буйною толпой.

Везут останки власти и позора:
Убит Леба, больной Кутон без ног…
Один Сен-Жюст презрителен и строг.
Последняя телега Термидора.

И среди них на кладбище химер
Последний путь свершает Робеспьер.
К последней мессе благовестят в храме,

И гильотине молится народ…
Благоговейно, как ковчег с дарами,
Он голову несёт на эшафот.

Конец революции во всей её красе и ужасе. А мне, кстати, хотелось бы знать, правда ли, как говорится в 3-ей части, Робеспьер мог бы ещё удержать власть - да не стал, следуя своим принципам. Вряд ли, конечно. Но - интересная теория... А Робеспьер вообще очень интересный исторический деятель. К сожалению, большинство из того, что мне доводилось о нём читать, страдает тенденциозностью даже большей, чем это в среднем свойственно исторической литературе. Но, в любом случае, я уважаю людей, у которых есть, во-первых, идеалы, а, во-вторых, целеустремлённое желание добиться их осуществления. Вот только почему, почему почти всегда за "мы хотим изменить мир к лучшему" следует "любой ценой и любыми средствами". И всегда ли так должно быть? Избитый до невозможности - или, иными словами, извечный и неразрешимый вопрос.


А теперь - о нашей отечественной истории.

Русская Революция (Великая и Ужасная, прямо как Гудвин... а если без шуток, то я всерьёз считаю первую половину двадцатого века самыми великими страницами нашей истории - что не мешает им быть одновременно вместить в себя и совершенно невыразимую кровавую жуть).
Стихи Волошина на эту тему ценю особенно, потому что по восприятию и расставленным акцентам ближе всего к моему собственному пониманию, чем всё остальное, что доводилось читать.

Гражданская война

Из цикла «Усобица»

Одни восстали из подполий,
Из ссылок, фабрик, рудников,
Отравленные тёмной волей
И горьким дымом городов.

Другие — из рядов военных,
Дворянских разорённых гнёзд,
Где проводили на погост
Отцов и братьев убиенных.

В одних доселе не потух
Хмель незапамятных пожаров,
И жив степной, разгульный дух
И Разиных, и Кудеяров.

В других — лишённых всех корней —
Тлетворный дух столицы Невской:
Толстой и Чехов, Достоевский —
Надрыв и смута наших дней.

Одни возносят на плакатах
Свой бред о буржуазном зле,
О светлых пролетариатах,
Мещанском рае на земле…

В других весь цвет, вся гниль империй,
Всё золото, весь тлен идей,
Блеск всех великих фетишей
И всех научных суеверий.

Одни идут освобождать
Москву и вновь сковать Россию,
Другие, разнуздав стихию,
Хотят весь мир пересоздать.

В тех и в других война вдохнула
Гнев, жадность, мрачный хмель разгула,
А вслед героям и вождям
Крадётся хищник стаей жадной,
Чтоб мощь России неоглядной
Pазмыкать и продать врагам:

Cгноить её пшеницы груды,
Её бесчестить небеса,
Пожрать богатства, сжечь леса
И высосать моря и руды.

И не смолкает грохот битв
По всем просторам южной степи
Средь золотых великолепий
Конями вытоптанных жнитв.

И там и здесь между рядами
Звучит один и тот же глас:
«Кто не за нас — тот против нас.
Нет безразличных: правда с нами».

А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.

Не устаю поражаться, насколько верно схвачена в этих кратких строфах вся суть тех событий. Особого уважения, по-моему, достоин тот выбор, который делает Волошин - не выбирать ни одну из сторон. "Всеми силами своими молюсь за тех и за других..." А ведь мало кто понимает, насколько сложно - не поддаться, не сломитться, выдержать такую линию поведения, не переступив при этом черту между "нейтралитетом" и "приспособленчеством"... Волошин, что характерно, неоднократно подкреплял эти слова делом. В своём доме в Крыму постоянно прятал то "белых", то "красных" - в зависимости от того, кто как раз проигрывал и кого ловили, чтобы расстрелять. Прекрасно сознавая, чем это может обернуться для него самого. Несколько ранее говорила, что бесконечно уважаю идейных людей с убеждениями. И это так. Поэтому я в чём-то всегда восхищалась всеми пламенными и последовательными революционерами (а иногда - даже контрреволюционерами). Но таких, как Волошин - всё равно люблю и уважаю ещё больше.

Террор

Из цикла «Усобица»

Собирались на работу ночью. Читали
Донесенья, справки, дела.
Торопливо подписывали приговоры.
Зевали. Пили вино.

С утра раздавали солдатам водку.
Вечером при свече
Выкликали по спискам мужчин, женщин.
Сгоняли на тёмный двор.

Снимали с них обувь, бельё, платье.
Связывали в тюки.
Грузили на подводу. Увозили.
Делили кольца, часы.

Ночью гнали разутых, голых
По оледенелым камням,
Под северо-восточным ветром
За город в пустыри.

Загоняли прикладами на край обрыва.
Освещали ручным фонарём.
Полминуты работали пулемёты.
Доканчивали штыком.

Ещё недобитых валили в яму.
Торопливо засыпали землёй.
А потом с широкою русскою песней
Возвращались в город домой.

А к рассвету пробирались к тем же оврагам
Жёны, матери, псы.
Разрывали землю. Грызлись за кости.
Целовали милую плоть.

Тут, пожалуй, ничего не скажешь. Жуткая обыденность кошмара.

Голод

Из цикла «Усобица»

Хлеб от земли, а голод от людей:
Засеяли расстрелянными — всходы
Могильными крестами проросли:
Земля иных побегов не взрастила.
Снедь прятали, скупали, отымали,
Налоги брали хлебом, отбирали
Домашний скот, посевное зерно:
Крестьяне сеять выезжали ночью.

Голодные и поползни червями
По осени вдоль улиц поползли.
Толпа на хлеб палилась по базарам.
Вора валили на землю и били
Ногами по лицу. А он краюху,
В грязь пряча голову, старался заглотнуть.
Как в воробьёв, стреляли по мальчишкам,
Сбиравшим просыпь зёрен на путях,
И угличские отроки валялись
С орешками в окоченелой горстке.

Землю тошнило трупами, — лежали
На улицах, смердели у мертвецких,
В разверстых ямах гнили на кладбищах.
В оврагах и по свалкам костяки
С обрезанною мякотью валялись.
Глодали псы оторванные руки
И головы. На рынке торговали
Дешёвым студнем, тошной колбасой.
Баранина была в продаже — триста,
А человечина — по сорока.
Душа была давно дешевле мяса.
И матери, зарезавши детей,
Засаливали впрок. «Сама родила —
Сама и съем. Ещё других рожу»…

Голодные любились и рожали
Багровые орущие куски
Бессмысленного мяса: без суставов,
Без пола и без глаз. Из смрада — язвы,
Из ужаса поветрия рождались.
Но бред больных был менее безумен,
Чем обыденщина постелей и котлов.

Когда ж сквозь зимний сумрак закурилась
Над человечьим гноищем весна
И пламя побежало язычками
Вширь по полям и ввысь по голым прутьям, —
Благоуханье показалось оскорбленьем,
Луч солнца — издевательством, цветы — кощунством.

Пожалуй, ещё более страшное, чем предыдущее. Но об этом НАДО писать. И надо знать, что так всё и было.
Дата написания: 13 января 1923 год

Бойня

Из цикла «Усобица»

Отчего, встречаясь, бледнеют люди
И не смеют друг другу глядеть в глаза?
Отчего у девушек в белых повязках
Восковые лица и круги у глаз?

Отчего под вечер пустеет город?
Для кого солдаты оцепляют путь?
Зачем с таким лязгом распахивают ворота?
Сегодня сколько? полтораста? сто?

Куда их гонят вдоль чёрных улиц,
Ослепших окон, глухих дверей?
Как рвёт и крутит восточный ветер,
И жжёт, и режет, и бьёт плетьми!

Отчего за Чумной, по дороге к свалкам
Брошен скомканный кружевной платок?
Зачем уронен клочок бумаги?
Перчатка, нательный крестик, чулок?

Чьё имя написано карандашом на камне?
Что нацарапано гвоздём на стене?
Чей голос грубо оборвал команду?
Почему так сразу стихли шаги?

Что хлестнуло во мраке так резко и чётко?
Что делали торопливо и молча потом?
Зачем, уходя, затянули песню?
Кто стонал так долго, а после стих?

Чьё ухо вслушивалось в шорохи ночи?
Кто бежал, оставляя кровавый след?
Кто стучался и бился в ворота и ставни?
Раскрылась ли чья-нибудь дверь перед ним?

Отчего пред рассветом к исходу ночи
Причитает ветер за Карантином:
— «Носят вёдрами спелые грозды,
Валят ягоды в глубокий ров.

Аx, не грозды носят — юношей гонят
К чёрному точилу, давят вино,
Пулемётом дробят их кости и кольем
Протыкают яму до самого дна.

Уж до края полно давило кровью,
Зачервленели терновник и полынь кругом.
Прохватит морозом свежие грозды,
Зажелтеет плоть, заиндевеют волоса».

Кто у часовни Ильи-Пророка
На рассвете плачет, закрывая лицо?
Кого отгоняют прикладами солдаты:
— «Не реви — собакам собачья смерть!»

А она не уходит, а всё плачет и плачет
И отвечает солдату, глядя в глаза:
— «Разве я плачу о тех, кто умер?
Плачу о тех, кому долго жить…»

Опять-таки - пожалуй, без комментариев.

Святая Русь

Из цикла «Пути России»

А. М. Петровой

Суздаль да Москва не для тебя ли
По уделам землю собирали
Да тугую золотом суму?
В рундуках приданое копили
И тебя невестою растили
В расписном да тесном терему?

Не тебе ли на речных истоках
Плотник-Царь построил дом широко —
Окнами на пять земных морей?
Из невест красой да силой бранной
Не была ль ты самою желанной
Для заморских княжих сыновей?

Но тебе сыздетства были любы —
По лесам глубоких скитов срубы,
По степям кочевья без дорог,
Вольные раздолья да вериги,
Самозванцы, воры да расстриги,
Соловьиный посвист да острог.

Быть царёвой ты не захотела —
Уж такое подвернулось дело:
Враг шептал: развей да расточи,
Ты отдай казну свою богатым,
Власть — холопам, силу — супостатам,
Смердам — честь, изменникам — ключи.

Поддалась лихому подговору,
Отдалась разбойнику и вору,
Подожгла посады и хлеба,
Разорила древнее жилище
И пошла поруганной и нищей
И рабой последнего раба.

Я ль в тебя посмею бросить камень?
Осужу ль страстной и буйный пламень?
В грязь лицом тебе ль не поклонюсь,
След босой ноги благословляя, —
Ты — бездомная, гулящая, хмельная,
Во Христе юродивая Русь!

Здесь я, кстати, всё-таки не во всём согласна с автором. Но само стихотворение по своей образности - невероятно сильное. И, думаю, тебе, Эрхи, должно особенно понравиться. Ну, как тебе такая интерпретация?

Русская революция

Из цикла «Пути России»

Во имя грозного закона
Братоубийственной войны
И воспалённы, и красны
Пылают гневные знамёна.

Но жизнь и русская судьба
Смешала клички, стёрла грани:
Наш «пролетарий» — голытьба,
А наши «буржуа» — мещане.
А грозный демон «Капитал» —
Властитель фабрик. Князь заботы,
Сущность отстоенной работы,
Преображённая в кристалл, —
Был нам неведом:
нерадивы
И нищи средь богатств земли,
Мы чрез столетья пронесли,
Сохою ковыряя нивы,
К земле нежадную любовь…
России душу омрачая,
Враждуют призраки, но кровь
Из ран её течёт живая.

Не нам ли суждено изжить
Последние судьбы Европы,
Чтобы собой предотвратить
Её погибельные тропы.
Пусть бунт наш — бред, пусть дом наш пуст,
Пусть боль от наших ран не наша,
Но да не минет эта чаша
Чужих страданий — наших уст.
И если встали между нами
Все бреды будущих времён —
Мы всё же грезим русский сон
Под чуждыми нам именами.
Тончайшей изо всех зараз,
Мечтой врачует мир Россия —
Ты, погибавшая не раз
И воскресавшая стихия.

Как некогда святой Франциск
Видал: разверзся солнца диск
И пясти рук и ног Распятый
Ему лучом пронзил трикраты —
Так ты в молитвах приняла
Чужих страстей, чужого зла
Кровоточащие стигматы.

Опять-таки не совсем согласна - особенно с тем, что для революции не существовало никаких внутренних предпосылок. Но опять-таки, для стиха удивительно точно и сильно выражена действительно глубокая мысль.


И на этом, пожалуй, заканчиваю свой непомерно разросшийся стихофлуд. Может быть, какнибудь ещё кину парочку стихотворений.